Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Дмитрий Травин, пересказывая известную книгу Ричарда Флориды, делает вывод — нынешняя Россия «не креативит», потому что живет в интеллектуальной атмосфере прошлого века.
С некоторыми авторскими наблюдениями трудно не согласиться — нынешнее российское общество действительно выглядит более консервативным, чем западное. Однако нет ли в этом заслуги того самого креативного класса, который профессор рисует этаким воплощением прогрессивности?
Разве георгиевскую ленточку, ставшую символом определенной политической позиции, придумали сами водители миллионов машин, на которых она развевается?
Неужели многочисленные фильмы и книги, воспевающие исторические подвиги Российской империи и СССР, создали сами их зрители и читатели?
Нет, это всё — продукт деятельности нашего креативного класса конца нулевых и начала десятых годов.
Конечно, в обращении к опыту прошлого ничего плохого нет. В Шотландии, которая недавно привлекла всеобщее внимание, свое культурно-историческое наследие весьма популярно и уважаемо. Килты и волынки являются ее глобально узнаваемым брендом — но при этом они легко уживаются с хайтековским Эдинбургом. Еще более показательный, даже классический пример такого «археофутуристического» синтеза дает Япония. Сам этот синтез и придуман ее креативным классом.
Однако у современных российских креаклов воля к будущему куда-то испарилась...
Кстати, профессор Травин напрасно отказывает «прошлым векам» в присутствии этого социального феномена. По меньшей мере перестройку в СССР вполне можно назвать результатом деятельности тогдашнего креативного класса, который и стал ее вдохновителем.
Именно креативщики создали множество новых житейских и культурных потребностей, неведомых прежнему советскому человеку, и с охотой принялись их удовлетворять. Носить какие-то вещи, читать известные романы, слушать определенную музыку выглядело признаком модной «перестроечности».
А вот почему «новой перестройки», похоже, так и не будет?
Потому что сегодняшние креаклы создают потребность именно в том, чтобы «быть как все». При этом политические предпочтения играют далеко не первую роль. Гораздо более важная разница — психологическая. У советских перестройщиков конца 1980-х был оптимизм и творческий драйв. Сегодня же мы наблюдаем преимущественно уныние и злобу...
Или уход в неизбывную интроверсию, как у одного культового писателя, который когда-то радовал точнейшим портретом креаклов своего поколения.
Вы против войны? Это замечательно! Классической антивоенной акцией креативщиков ХХ века стал Вудсток. Но почему-то трудно представить, чтобы он проходил в виде марша под вьетнамскими флагами...
Конечно, напрямую сравнивать разные эпохи невозможно.
Перестроечная «движуха» с идейной точки зрения была гораздо живее — на акциях рубежа 1980–1990-х искрились самые разные идеи, от леводемократических до праволиберальных, вплоть до причудливых «конвергенционных» миксов. Помню, как в те студенческие годы мы с друзьями охотно ходили на Пушку поучаствовать в этих бурных дискуссиях — для воспитания полемических навыков они давали гораздо больше, чем лекции советских профессоров.
Сегодня же чувствуется некоторая идеологическая исчерпанность — как у левых, так и у правых. Их картины мира уже фатально бедны для описания общей «постполитической» ситуации.
Однако с тех пор в мире появился действительно новый контекст — регионализм, который выходит за прежние «право-левые» форматы. И он взыскует к себе именно креативного подхода, поскольку зависит от эффективности тех или иных региональных брендов.
В Европе, например, разработкой этих брендов занимаются сотни агентств регионального развития, объединяющих в себе креативщиков, экономистов и местных политиков. Региональные бренды могут строиться на какой угодно мифологии — но они реально капитализируют специфику территорий, делают их привлекательными для туристов и инвесторов.
Ни о каком «сепаратизме» здесь говорить невозможно — напротив, региональный брендинг обеспечивает взаимосвязь и взаимозаинтересованность различных городов.
В России же эта сфера — пока почти полная лакуна... Креативному классу она не особо интересна не потому, что кто-то «запрещает», а потому что сам этот класс у нас мыслит абсолютно централистски — не менее, чем власть, если не более.
Парадокс состоит в том, что даже для самых радикальных оппозиционеров имперская схема «столица–провинция» остается такой же аксиомой, как и для тех, против кого они якобы выступают.
Вот и выходит — несмотря на то что у креативного развития российского федерализма, с учетом масштаба и многообразия страны, потенциал действительно немереный, он остается практически невостребованным.
Этим занимаются лишь отдельные подвижники вроде географа и специалиста по региональному маркетингу Дениса Визгалова (увы, безвременно ушедшего в этом году). Денис увлекательно и обоснованно продвигал свой проект «Россия тысячи городов» — уникальных, но взаимосвязанных. Однако он не находил особого понимания у москвоцентричных креаклов...
Печальная ирония здесь состоит еще в том, что, несмотря на весь свой москвоцентризм, эти креаклы склонны к истошным фантазиям вроде «развала рашки». Будто бы, если страна и вправду развалится, им по-прежнему перепадут те же «ништяки», что и в нынешнем централизованном государстве.
Реальному креативному классу свойственна здоровая прагматика. Но давайте себе представим абсолютно свободные выборы в России. Вы проголосуете за тех, кто обещает вам развал вашей страны? Б.Н. Ельцин это интуитивно понимал — и потому в его предвыборной программе (1991) не было ничего о стремлении к «развалу Союза». Но только — о «возрождении России». И на этот позитив электорат легко клюнул.
Можно долго спорить о том, каким это «возрождение» получилось... Но самое удивительное, что у креативного класса, считающего себя продвинутой частью общества, сегодня вообще нет позитивного образа будущего своей страны. Не говоря уж о желании создавать его самим.
Есть только какое-то расплывчатое чувство — «хотим, как на Западе». Что выглядит очень неконкретно и даже странно для тех, кто часто путешествует западнее российской границы. Поскольку там есть множество самых разных сил, ни одну из которых невозможно полностью соотнести со слишком обобщенным понятием «Запад».
А вот психологический негатив российских креаклов соотнести есть с чем. Британский историк Дэвид Грэбер однажды заметил: «Мрачные безрадостные революционеры могут произвести только такие же мрачные безрадостные общества».
Надо ли нам это? Пусть каждый решит сам.