Коми-Пермяцкий национальный драмтеатр из г. Кудымкар показал во второй день фестиваля спектакль «Парень, которому немного повезло». Что играли и зачем, понять зрителям было трудно.
Впрочем, зрителей в обычном понимании на нем не было, если не считать журналистов. Шел он в закрытом режиме, исключительно для театральной братии с фестиваля. Может, оно и к лучшему.
Говорят, сейчас так модно: размещать зрителей прямо на сцене и перед ними играть. Но мне как зрителю было неудобно весь спектакль сидеть не в кресле, а на тумбе да еще в тесноте и в духоте. К тому же, хотя артисты находились на расстоянии вытянутой руки, расслышать каждое слово было проблематично. И это при том, что фраз было гораздо меньше, чем истошных криков и грохота по железу. Говорят, что сейчас так модно: что есть мочи кричать и стучать по железу. И декорации тоже, надо полагать, модные: натянутые полотна полиэтилена между стремянками разного размера. И под ногами героев постоянное шуршание смятых полиэтиленовых стаканчиков тоже по нынешней моде.
Мода модой, но очень хотелось понять, про что спектакль. Судя по смятым стаканчикам и затрапезному виду героев, которые постоянно пьют из стаканчиков, а затем их сминают, он про спившихся людей. Из реплик героев – Игоря и Филиппа, бывших однокурсников, – можно предположить, что спились они из-за личных трагедий. Игорь (парень, которому повезло, потому что он женился на дочери профессора Вере) устал доказывать семье жене, что он и сам чего-то стоит, и в результате жену бросил. Филиппа, признанного на курсе гения, выгнали из университета за политику, да еще и обвинили в предательстве свои же политические собратья. Потому он забросил науку и спился. А фразой «у нас, собственно, нет выбора», оправдывают оба своё падение.
А завязка такова: в дом, который уже продан и в нём проводится ремонт (потому и стремянки), приходит Вера, чтобы попрощаться с домом, где вся жизнь прошла. И застает в нем пьяного грузчика Филиппа и покупателя дома, тоже пьяного, который оказывается её бывшим мужем Игорем… От завязки до кульминации – короткие диалоги и монологи всех троих, прерываемые криками и грохотом по железу. Из них-то и вырисовывается некое знание о прошлом героев. Несмотря на вопли героев сочувствием к ним проникаешься мало, потому что так и свербит знаменитая фраза Станиславского «Не верю!» Сами актеры, кажется, тоже не верят, хотя играют, надо признать, с полной отдачей. Чувствуется, что Мария Демидова (Вера), Альберт Макаров (Филипп) и Антон Пиджаков (Игорь) – актеры талантливые, с огромным творческим потенциалом, да вот с пьесой им не повезло. Потуги на что-то оригинальное привели к банальности. Речь изобилует штампами, хотя, спасибо, не скатывается к пошлости. Впрочем, без пошлости не обошлось: конечно, героиня разделась (правда, темнота сцены при этом стала гуще), конечно, её телодвижения и пластика должны были продемонстрировать, что она с бывшим мужем занимается любовью. Всё по нынешней моде!
Пластика в спектакле заметна, но не более. Хотя при особо невнятных репликах героев, думалось, что пластикой, возможно, удачнее удалось бы передать задуманное. Недаром режиссер спектакля Роман Каганович работает в питерском театре Ненормативной пластики (то есть не скованной нормами пластики). Поставлен спектакль по мотивам пьесы Ксении Гашевой «Дом, который разрушил век».
После спектакля прошло его обсуждение. Братья по сцене за все эти якобы модные штучки спектакль не похвалили. Одна из выступавших упрекнула постановщика за речь: «говорят два слова как роботы, третье как в сериале». Другой сообщил, что пьеса К. Гашевой из ранних, текст ученический, это не надо ставить. Прозвучало также, что не стоило натягивать бытовую историю на эксцентрику: встал, упал, покричал. На взгляд постановщика, быть может, это и занятнее, чем если бы герои сидели за столом и говорили «за жизнь», но в итоге получился обман. А журналист из журнала «Таймаут» Елена Труева сказала, что три года ждала этот театр, потому что любит его и считает сильным, но… «Хочу, чтобы театр пришел в замшелое, гадкое состояние, хочу полюбить его снова». Под «замшелым» и «гадким» она подразумевает всё то, что модники называют немодным. Эти слова вызвали аплодисменты.
На афише этого театра значится 84 сезон. Странно, что на фестиваль привезли «Парня…» Разве театр столь долгого творческого пути вправе поддаваться глупой моде? Разве не его долг диктовать свою моду, направленную не на обнуление всего и вся, а на развитие.
Светлана Козлова