. Дубна: 7 oC
Дата 28.03.2024
rss telegram vk ok

Сегодня, 11 декабря, отмечает 75-летие директор Объединенного института ядерных исследований академик Виктор Анатольевич Матвеев, выдающийся ученый с большим дипломатическим даром.

Виктор Анатольевич возглавил ОИЯИ в тяжелый для международного научного центра период и уверенно повел его на новую орбиту знаний о Вселенной. Международный коллайдер NICA Лаборатории физики высоких энергий ОИЯИ получил статус меганаучного проекта в России. Гениальные успехи Лаборатории ядерных реакций ОИЯИ последних лет закреплены в именах новых химических элементов «флеровий», «московий», «оганессон».

Виктор Анатольевич с 2012 года руководит одновременно двумя научными институтами: ОИЯИ в Дубне и ИНИЯИ РАН в Троицке.

И сегодня мы хотим рассказать об академике Матвееве от первого лица, его собственными словами, из его эксклюзивных интервью журналистам ОД.

Как я оказался в Дубне

– В первый раз я появился в Дубне еще студентом Ленинградского университета. Юрий Викторович Новожилов, заведующий кафедрой теории поля и элементарных частиц, основанной еще академиком В.А.Фоком,где я учился, договорился с Николаем Николаевичем Боголюбовым (тогдашним директором Лаборатории теоретической физики ОИЯИ) о том, чтобы в виде эксперимента отправить в Дубну группу студентов-теоретиков кафедры. Из Ленинграда мы прибыли все вместе – десять бодрых молодых людей. Вышли с вещами из вагона вечерней электрички на станции Дубна, никто нас не встречал, искали дорогу сами. Погода была поистине новогодней: это был конец декабря 1963 года или начало 1964 года – не помню точно: новогодние праздники в России длятся долго.

Поразила обстановка: вечер, как в сказке, тишина, в загадочном свете фонарей медленно падают крупные снежинки. Эта красота нас просто опьянила. Дошли до площади у почты, откуда было рукой подать до общежития на Жолио-Кюри, и почему-то решили, что тут обязательно нужно поиграть в футбол. Сложили вещи в кучу и стали гонять чью-то шапку вместо мяча.

Нам казалось, что в этом городе мы одни. Потом так же сказочно стали проявляться люди. Причем исключительно молодые. Собирались вокруг нас. Некоторые просились к нам в команду. Таким был наш первый день в Дубне.

Утром мы явились в Лабораторию теоретической физики, несколько дней осматривались, всюду ходили, сидели в библиотеке. Потом нас решил принять заместитель директора лаборатории Вадим Георгиевич Соловьев.  Он пригласил нас в кабинет директора (Н.Н.Боголюбова в тот момент не было в Дубне) и, видимо, по поручению Николая Николаевича рассказал нам о лаборатории, об институте. Закончил он беседу фразой о том, что руководство лаборатории приветствовало бы наше желание остаться здесь на работу. Тогда в ЛТФ было два отдела – физики элементарных частиц и физики атомного ядра. «В отдел физики элементарных частиц берут только очень талантливых молодых людей, – предупредил он нас, – так что подумайте о нашем отделе физики ядра». Все призадумались. И лишь два человека из нашей ленинрадской команды – я и Ростислав Джолос – решили попробовать свои силы. Я направился в отдел физики элементарных частиц, а Ростислав – в отдел физики атомного ядра. (Должен сказать, что нас с ним связывает давняя история – мы вдвоем перевелись  из Дальневосточного университета во Владивостоке , где учились вместе на физическом факультете и вместе тренировались в одной сборной команде университета по легкой атлетике,  в Ленинградский университет на кафедру теоретической физики физического факультета. Теперь Ростислав Владимирович Джолос широко известен в мире как крупный специалист  в области ядерной физики.)

Потом был диплом, экзамены, которые отдел обычно принимал у новобранцев (очень непростое и запоминающееся испытание). И в январе 1965 года я стал стажером-исследователем Лаборатории теоретической физики ОИЯИ.

Я сразу понял, что Дубна – место уникальное, в том смысле, какие выдающиеся личности здесь работали. Можно было только благодарить судьбу за то, что оказался в этом городе, получил возможность близко наблюдать этих людей, слышать, как они спорили на научных семинарах. Та неповторимая атмосфера до сих пор жива и создает особую ауру Дубны как города науки. Все, кто сталкивался с научными традициями, характерными для Объединенного института ядерных исследований, отмечают доброту и щедрость научных руководителей по отношению к своим ученикам, настроенность на самый сильный результат.

Штабная рота академика Боголюбова

– Я оказался в «штабной роте теоретиков», которую возглавлял Альберт Никифорович Тавхелидзе. Именно он  был нашим наставником. Попасть туда было, конечно, непросто. Помню, экзаменовать меня собрались все светила этого отдела, при мысли о которых я испытывал некоторую дрожь. Задавали самые разные вопросы, и проведя меня таким образом «сквозь строй», сказали, что раз обещали Ленинградскому университету, то уж, ладно, возьмут меня. Но предупредили, чтобы я не обольщался , и все покажет дальнейшая работа. Сам  Альберт Никифорович сказал мне: «Вы можете обращаться ко мне по имени-отчеству, а можете называть по имени – Алеко. Главное – работа». И действительно, главным стала работа над новыми, только еще лишь вставшими перед физикой элементарных частиц проблемами. В процессе работы он постоянно водил нас на встречу, своего рода испытание, с Николаем Николаевичем Боголюбовым или просто Н.Н., как мы часто его называли. Эти встречи были совершенно необыкновенными. Мы приходили  в кабинет к Николаю Николаевичу, рассказывали о задачах, которые пытались решить.

Он очень внимательно, с интересом слушал, смотрел в наши глаза. Иногда резко восклицал: «Что?» Когда я впервые услышал это восклицание, я думал, что должен что-то отвечать. Со временем  понял: это своего рода торжествующий «орлиный клик», а сам Н.Н. представлялся нам орлом на вершине, высматривающим добычу – крупную научную проблему.

Выслушав нас, он обычно кратко комментировал, как он сам видит решение той или иной задачи. При этом часто говорил в таких насыщенных и эмоциональных терминах, которые не всегда сразу легко было интерпретировать.Мы уходили радостно возбужденные и долго расшифровывали, как надо понимать  брошенную им фразу. И когда удавалось расшифровать, понимали, что решение задачи нашей он знает давно  и смотрит уже много дальше. Как я теперь понимаю, ему было интересно, как решение поставленной проблемы развивается в наших головах. Мы были ему интересны. Это был великий ученый и великий учитель, Учитель с большой буквы. 

Между Дубной и Троицком

– Когда я переехал в Троицк, эти два города не воспринимались мною как чуждые друг другу. Троицк был продолжением дела, начатого в Дубне, в Объединенном институте.  Институту ядерных исследований в Троицке ставилась задача обновления экспериментальной базы исследований в области ядерной физики. Ядерная физика понималась в широком смысле – не только физика атомного ядра, а все многообразие ключевых проблем фундаментальной физической науки: физика элементарных частиц, ядерная физика, и уже захватывающие воображение новые задачи физики нейтрино, нейтринной астрофизики. Не могу при этом не напомнить, что физика нейтрино в значительной  степени зарождалась в Дубне научной школой Бруно Максимовича Понтекорво. Эти новые крупные проблемы требовали создания новой экспериментальной базы, подготовки людей. В Дубне же развивались на мировом уровне  классические направления ядерной физики – в науке нельзя метаться. Дубна выполняла свою роль, но необходимо было учитывать и новые тенденции в науке, обеспечивая движение в этих направлениях.

Говоря о Николай Николаевиче Боголюбове как об одном из  «патриархов» Дубны, не могу не сказать, что у него всегда было стремление поддерживать науку везде, где были ее ростки. Его стремление поддерживать талант в науке и  создавать новое  перешло к его ученикам.  Одним из ярких людей, которым в полной мере удалось воспринять это стремление и передать его нам, был Альберт Никифорович Тавхелидзе. Именно он при активной поддержке академиков М.А.Маркова и Н.Н.Боголюбова организовал Институт ядерных исследований РАН в Троицке.

Не скрою, когда мне предложили перейти в Институт ядерных исследований в Троицке, мне было очень жаль уезжать из Дубны, но объяснением моего переезда для меня было то, что это – продолжение начатого в Дубне пути.

И раз выбор пал на меня, раз уж представилась возможность внести вклад в дальнейшее развитие и распространение  науки, то я обязан это делать. 

Впрочем, я никогда не порывал с Дубной. И человеческие, и научные связи на протяжении всех этих тридцати трех лет оставались. Но, конечно, становление нового института в Троицке отнимало много сил. За это время Дубна прошла большой и трудный путь, путь нового становления.

Наверное, на определенном этапе в  ИЯИ РАН динамики было больше. Но и Дубна  развивалась,  и каких достигла успехов! Многими проблемами нейтринной и ядерной астрофизики активно занимаются в Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ. Более того, у ОИЯИ и ИЯИ РАН возникли прочные связи и сотрудничество по многим направлениям. Нашим двум институтам необходимо  еще более тесное взаимодействие, своего рода ассоциация, в которой они будут содействовать  друг другу в развитии новых направлений науки.

Кто круче: ОИЯИ или другие мировые центры науки?

– Для ОИЯИ главными направлениями выбраны те области фундаментальной науки, в которых институт традиционно добивается результатов мирового уровня. Это физика частиц, физика тяжелых ионов при высоких и низких энергиях, физика конденсированных сред, физика нейтрино. Направления сложились исторически. Отцы-основатели ОИЯИ были очень крупными учеными (один из них стал Нобелевским лауреатом – академик И.М.Франк), и каждый имел свою научную школу. Если говорить о других известных научных центрах, с которыми интенсивно сотрудничает Дубна, то, например, в ЦЕРНе занимаются исключительно физикой частиц, как и в Фермилабе (США). В Брукхейвенской национальной лаборатории (США) отдают должное и физике частиц, и физике тяжелых ионов – для этих исследований там несколько лет назад для поисков кварк-глюонной плазмы построили специальный ускоритель тяжелых ионов RHIC. Специфика Института физики тяжелых ионов в немецком Дармштадте, где создается ускоритель FAIR, следует из его названия. Это все ускорительные центры. А национальная лаборатория в американском Окридже, возникшая вокруг реактора, специализируется в ядерной физике. Из этого небольшого сравнения видно, что спектр исследований, с успехом ведущихся в ОИЯИ, довольно широк. И очень важно сохранить этот высокий уровень.

Зачем разбирают и собирают ускорители

– Ускорители – хотя и физические приборы, но не из тех, которые можно держать на столе и менять в любую минуту на новые. Это огромные, очень сложные установки, которые вместе с инфраструктурой занимают часто несколько зданий. Чтобы стало ясно, насколько сложны эти машины, представьте, что вы должны сгусток невидимых глазу частиц вытянуть в нить, да еще попасть этой нитью в мишень размером в несколько миллиметров. Причем это делаете не вы своими руками, а прибор, которому вы командуете, что делать. Он включает магниты, магниты создают магнитное поле, поле разгоняет частицы, другие магниты фокусируют облако частиц в пучок, пучок направляется на мишень, чтобы столкнуться с нею. При столкновении пучка и мишени образуются новые частицы, их регистрирует детектор – целая махина приборов тончайшей чувствительности. А для того чтобы впрыснуть в тоннель ускорителя сгусток частиц, их нужно сначала произвести, а потом подать в ускоритель. Этим занимается отдельное устройство – источник частиц. Итого – море техники! Такие агрегаты сооружаются обычно не один год и строятся под вполне конкретную программу исследований. Ну, например, весь мир уже знает, что Большой адронный коллайдер построен для поиска бозона Хиггса. Есть у него, конечно, и другие задачи, но эта у всех на слуху. Так вот, в том подземном кольце, где теперь расположен Большой адронный коллайдер, до него находился Большой электрон-позитронный коллайдер. Он проектировался 3 года, строился 9 лет, а работал 11 лет. Потом его разобрали и в том же тоннеле построили БАК. Это нормальная практика для ускорителей. Потому что задачи, которые с их помощью решают, становятся все сложнее, и если параметры ускорителя не удовлетворяют уровню сложности поставленной задачи, то ускоритель разбирают и строят на его месте новый.

Вселенная и сознание так близки!

– Объединяя знания фундаментальной физики воедино, мы сталкиваемся с тем, что эта область чрезвычайно важна для общего научного мировоззрения, для понимания природы человеческим обществом. Потому что это знание влияет на все, даже на сознание, на представления современного мира о своей природе и будущем. И фактически задача построить единую теорию всего упирается в необходимость понять природу сознания. Удивительным образом эти две проблемы так близки, что двигаясь дальше, приходится сталкиваться с задачами глубоко философского плана. Например: что значит – познать природу Вселенной, если вы никогда не сможете поставить критический эксперимент, который объяснит, что же было первым толчком? Это можно осуществить только силой сознания. Как можно говорить о проблемах, которые порождает абстрактное логическое мышление и с которыми в жизни человек не сталкивается? Можно нарисовать на листке бумаги многомерный куб в проекциях. Но ведь в нашем трехмерном пространстве мы не можем его никак увидеть, его в нашем обыденном, видимом мире просто не существует. Значит, мозг почему-то может войти в положение существа многомерного – природа зачем-то заложила в него эту способность. И если природа дала человеческому мозгу способность думать о природе Вселенной, значит, это неспроста. Поэтому исследования природы Вселенной фактически раскрывают человеку его способности и возможности его мышления.

Познание Вселенной – вызов человечеству

– Современные фундаментальные исследования дают настолько необычные результаты, что они же и становятся вызовом человечеству, его знаниям и представлениям об окружающем мире. Наша планета – всего лишь маленькая толика всего, что составляет Вселенную. И кажущееся огромным знание оборачивается осознанием того, как мало мы знаем о Вселенной. Сформулированный физиками антропный принцип не объясняет, почему мы оказались в том мире, где живем. Он лишь отмечает, что разумная жизнь оказалась возможна в нашей Вселенной потому, что соотношения физических параметров в ней именно такие, при которых смогли образоваться звезды, планеты, моря, растения, животные и человек мыслящий как самое сложное из созданного Природой. Вполне возможно, что существуют и другие Вселенные, которых бесконечно много. Только разумной жизни в них нет. Но почему человеку дано познавать мир и понимать законы, образовавшие Вселенную? С легкой руки академика Арцимовича в нашем обществе ходит фраза о том, что ученые – это люди, удовлетворяющие свое любопытство за государственный счет. Однако любопытство ученых – удивительный дар природы, из которого общество извлекает большую пользу. И если новое знание о мире служит продолжению и совершенствованию жизни человечества, то оно – благо. Если же знание направлено лишь на извлечение материальной выгоды из него, то хорошего в этом мало, 

Добавить комментарий

Комментарии не должны оскорблять автора текста и других комментаторов. Содержание комментария должно быть конкретным, написанным в вежливой форме и относящимся исключительно к комментируемому тексту.


Защитный код
Обновить