В июне отпраздновал 75-летие политик и инженер, доктор технических наук Анатолий Долголаптев. В 90-е годы он был тесно связан с Московской областью и с Дубной. В Московской области он работал первым заместителем главы администрации Анатолия Тяжлова, потом баллотировался в губернаторы, был депутатом Мособлдумы, членом Совета Федерации. С Дубной его как президента Союза наукоградов связывала как раз эта тема. Вот что вспоминает он теперь о девяностых.
– Булат Окуджава написал в 1992-м:
А если всё не так, а всё как прежде будет
Пусть Бог меня простит, пусть сын меня осудит
Что зря я распахнул счастливые крыла
Что ж делать? надежда была.
Была надежда, Анатолий Васильевич?
– И ещё какая! Не только у меня, я думаю, у абсолютного большинства образованных людей в стране. Подчеркиваю – образованных, поскольку у значительной части народа боязнь всяких действий наверху, конечно, существовала. В любом случае это была не просто надежда, а именно попытка: многие люди попытались в этом поучаствовать и кое у кого получалось. К сожалению, действо очень быстро разделилось на конструктивное и деструктивное, уничтожающее наши надежды.
С этой точки зрения я был окружен людьми (и попал в их число), которые пытались, несмотря на весь политический раздрай, драку коммунистов и демократов, делать для страны критически нужные вещи, а через некоторое время просто ее спасать – имеется в виду экономику, оборонку, науку, образование и т. д.
Благодаря тем надеждам тогда появились толковые новые люди, например, в Дубне, где, уважая суть Дубны, всерьез начали заниматься ее развитием в новых, порой тяжелейших, условиях. И то, что сегодня получилось – а Дубна это лучшее, что есть в стране, я это уверенно говорю, – как раз следствие того, что люди не просто надеялись, но и действовали.
В это же время в стране образовал круг лидеров, в основном, из разработчиков вооружений, выдержавших мировую конкуренцию, ученых Академии наук и ряда региональных руководителей, понимавших, куда в конечном итоге приведут начавшиеся разрушительные процессы, и образовавших неформальную команду, занявшуюся крайне важными делами сохранения потенции для существования и развития страны.
Сегодня могу сказать: все, что происходило тогда, должно было привести к худшим результатам, но благодаря этим людям мы сумели этот процесс смягчить, а то и даже повернуть в нужную сторону. Могу упомянуть, что когда возникла реальная угроза разгона Государственной Думы, что должно было привести к гражданской войне в стране, Совет Федерации выступил жестко против, и этого не произошло.
– Вы сказали как-то, что не наука, но политика – самая сложная область человеческой деятельности. По-прежнему придерживаетесь своего мнения?
– Если раньше это было предчувствие в какой-то степени, теперь я знаю, что это так. Например, любое истинно благое дело всегда поначалу поддерживается меньшинством при сопротивлении большинства. Для преодоления этого противоречия нужна как раз политика высокого уровня – умение провести мнение меньшинства, но полезное для всех. При этом у людей могут быть разные мнения, часто противоположные, но все должно существовать в жизни не как конфронтация, вплоть до физического воздействия друг на друга, что, к сожалению, не раз мы уже увидели, а как умение находить общие решения на основе компромиссов. Если в науке компромиссы неуместны, то в разработке техники разумные компромиссы неизбежны, отчего, наверное, у меня такое политическое умение и сложилось – я все-таки и ученый, и разработчик.
Политика сложна потому, что человек самое сложное материальное образование во Вселенной, и как ни сложны явления в космосе и в микромире, человек с разумом и психикой в поведении бесспорно сложнее. А когда людей не один, а общество, все становится ещё многократно неопределённей. Поэтому эффективная политика – действительно удел философов, а не просто специалистов по очень сложным процессам. Но пока мы плохо знаем и человека, и общество, поэтому все происходит сложнее и менее предсказуемо, чем хотелось бы.
– Тем не менее в 2000-х, будучи опытным и вполне успешным политиком, вы снова достаточно резко изменили свою жизнь, приняв решение вернуться к научно-практическим делам. Почему? Что-то предчувствовали?
– Я не предчувствовал, а почувствовал – некоторую усталость и, как говорят, замыленность взгляда на то, чем занимался. Назрела ситуация неизбежности и даже начала перемен, которых я с соратниками добивался, а я понял, что навряд ли что-то еще серьезное привнесу в этот процесс. В частности, было ясно: то, что Лига оборонщиков делала по сохранению оборонно-промышленного комплекса, привело к результату. Как раз в это время впервые начались серьезные действия властей, и разрушающийся комплекс тут же начал подниматься, обеспечивая невозможность делать из наших ребят пушечное мясо, а из страны – колонию. В тот момент это было самым важным решением, которого удалось добиться, кроме того появились начальные действия власти по созданию инновационной экономики.
В тоже время во мне была всегда неудовлетворенная жажда деятельности разработчика, о которой я уже упоминал: мне хотелось создавать что-то новое. К тому же у меня было внутреннее обязательство перед Московской областью: однажды я услышал от экологов, что вдоль федеральных автомобильных трасс в подмосковных городах не живет ни одного здорового ребенка, поэтому я стал постоянно отслеживать и обдумывать новые решения в сфере экологичного транспорта.
В современной научно необоснованной климатической шумихе по поводу глобального потепления, трудно, но необходимо осознать, что главное это все-таки экология, а не борьба с потеплением, неизбежным по природным, а не антропогенным, причинам. Считаю, что в экологических разработках мне удалось в значительной степени реализовать то, что было моей внутренней потребностью.
– Мы можем говорить о каких-то конкретных разработках под вашим руководством, которые или на выходе, или дошли до потребителей?
– Можем. Есть уже в Химках завод с опытным производством источников тока для электротранспорта. Это лучшая конструкция, которая имеется на сегодняшний день в мире и производство будет развиваться с точки зрения объемов рынка.
Второе. По мнению крупнейших производителей электромобилей, наступает время конкуренции в энергосбережении за счёт применения безредукторных мотор-колес, которые в лучшем виде нам тоже удалось разработать в России.
Третье, и это сегодня меня больше всего интересует: стратегически понятно, что будущее за водородными источниками энергии на транспорте. Разработанный в свое время способ безопасного хранения химически связанного водорода сейчас получил развитие: мы перешли от стадии исследований к стадии опытно-конструкторских работ.
Все движется. Не так быстро, как хотелось бы, по одной простой причине: в России до сегодняшнего дня практически уничтоженная промышленная отраслевая наука очень трудно воспринимает новые решения, поскольку почти нет конкурентных интересов у бизнеса – производителей техники. Но постепенно это возвращается. Несмотря даже на сегодняшний кризис придется побороться за место на рынках т.н. третьих стран этого самого многополярного мира, о котором мы говорим.
– Есть ли в политике какие-то нерешенные или, скажем, недорешенные проблемы, которые не дают спать по ночам?
– Еще в 1995-м я первым из российского руководства публично на Парламентской ассамблее стран НАТО выступил против расширения НАТО на Восток, остался неуслышанным и не поддержанным властью в России, но не могу не думать, что если бы точки над i были расставлены тогда, мы могли бы избегнуть многих сегодняшних бед.
Но если я все же сплю неплохо, то только по причине того, что некоторые научно-организационные вопросы движутся. На самом деле это всегда и отражение политики. В целом Россия не перешла к процессу развития. Все, что пока происходит, - это рефлекторные решения проблем взаимодействия с внешним миром: например, начинается импортозамещение или разработка новых образцов стратегических вооружений. Но все равно, во имя сохранения и процветания народа и страны надо развиваться хотя бы по критическим направлениям, а для этого нужны новые научные результаты, на экстраполяции старых результатов никуда развиться не удастся.
Мы сейчас наблюдаем феномен, исторически и политически уникальный: народ в сложной ситуации мобилизовался, начинает более ответственно относиться к тому, что он делает.
– А как вам в этих конкретных исторических условиях удается найти какую-то гармонию в самом себе, чтобы находить силы для решения новых задач?
– Думаю, помогает наследство, которое мне досталось от родителей. Отец был военным летчиком, из тех, кого называли «сталинскими соколами». Получил тяжелое ранение на войне, было очень непросто, но при поддержке мамы он сумел получить высшее образование, в семье вырастили двоих детей, окончивших школу с золотыми медалями, – об этом можно не писать…
– Это как раз важно...
– Вот эта линия веры в свои силы, полученная от отца и матери, не дает окончательно дойти до пессимизма, уныния. А уныние, как вы знаете, один из тяжких грехов. Я так скажу: в любой ситуации всегда вижу какие-то шансы на позитив, на продвижение. Не просто веру, что все будет хорошо, – этого мало. Надо видеть какие-то решения. Я знал, что в стране постепенно во всех слоях выходят на ведущие роли ответственные люди, в том числе и среди тех, кого мы называем олигархами. И я знал, что крупные проблемы, которые пытаюсь сегодня разрешить, с государством не осилю в силу, во-первых, ограниченности доступа к ресурсам, во-вторых, отсутствия там людей, для которых приоритетом является именно развитие. И все же удалось разработать благодаря частным инвестициям лучшие в мире мотор-колеса, источники тока, приступить к созданию промышленной технологии химически связанного водорода, как основы водородного транспорта. Мало того, сегодня в поле экспедиция по поиску природного водорода, который не только сделает водородное экономику рентабельной, но и исключительно сильно влияет на состояние атмосферы, что впервые позволило разработать метод долгосрочного прогноза погоды и климатических катастроф на основе астрономических расчётов.
Меня сильно волнует, что снизилось качество образования, а это стратегический вопрос. Те, кто болеет за качество образования, достучаться до власти долгие годы не могли. Сейчас кое-что начало меняться, но долгое время было полное отрицание мнения настоящих профессионалов в этой сфере.
Отсутствие нормального взаимодействия людей и власти – это и есть, на мой взгляд, главный вопрос, который недорешен.
Интервью провела Вера Федорова